Планета имен и фамилий

   .


(1) Фамилии с диалектными основами.
Буквы А–В



Копирование на другие веб-ресурсы недопустимо:
Page copy protected against web site content infringement by Copyscape
Copyright © И. Королева (текст), А. Назаров (веб-верстка, дизайн)
Ссылка на страницу:


Словарь фамилий Смоленского края
Форум сайта
Пользовательского поиска
 
 
Автор словаря: Королева, Инна Александровна – доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка СГПУ



НАВИГАЦИЯ:





    ОГЛАВЛЕНИЕ
          (выберите из списка нужное и перейдите по ссылке)
    ↓

          


(1) Фамилии с диалектными основами. Буквы А–В


Если страница оказалась полезной, проголосуйте, пожалуйста:


Смоленскъ
Смоленск. Город, крепость и башня Веселуха
Материалы данного раздела представляют собой развернутые очеркового характера описания истории становления и функционирования отдельных фамилий с диалектными основами. Располагаются они в алфавитном порядке. Заглавное слово словарной статьи – современная фамилия, за-свидетельствованная в настоящее время на территории Смоленской области. Антропоним представлен в начальной форме (м. р., ед. ч., им. п.). В скобках приводятся (если они есть) фонетические, орфографические и словообразовательные варианты, т. е. современные фамилии, образованные от той же антропоосновы: БРЫЛЕВ (БРЫЛЁВ, БРЫЛЕВИЧ, БРЫЛЬ). Варианты расположены по алфавиту.
Далее приводится цитата из смоленского памятника письменности XV–XVIII вв. фиксирующая упоминание, причем, по нашим исследованиям, самое раннее, антропонима с той же основой (антропоосновой). Это может быть либо нехристианское (прозвищное) имя, либо старое прозвище, либо фамильное (родовое) прозвание, либо уже фамилия. Мы не ставим своей целью однозначно квалифицировать цитируемый антропоним, потому что из-за временной давности и неоднозначного подхода к классификации исторических антропонимов иногда это сделать практически невозможно. Хорошо известно, что до сих пор в антропоиимических трудах нет единого толкования даже самих терминов «прозвище», «прозвищное имя», «патроним», «фамильное прозвание» и т. д. В понимании их мы опираемся на словарь Н. В. Подольской (1988), но наша задача другого плана: мы ставим своей целью засвидетельствовать первое упоминание рассматриваемой аитропоосновы в смоленских источниках XV–XVIII вв. Естественно, для иллюстрации берутся именования жителей только смоленского региона и не анализируются антропонимы, называющие жителей других территорий, типа: ...зубцовский казак Иван ЗАУГОРСКИЙ (РГАДА, ф. 417/1, 1713 г.). Источники цитируются по возможности полно: приводятся сведения о социальном положении и профессии именуемого (боярин, мещанин, крестьянин, бобыль, стрелец, посадский человек, панцирный слуга и т. п.), территории его проживания: … смоленский дворянин БОКЕЙ (Бугославский, 1914, с. 14, 1447 г.); бельский крестьянинъ ПАШКО по прозванию ЗЕЛЕПУГА (ГАСО, ф. 203/1, 1701 г.).
Далее следует интерпретация фамилии. Мы не рассматриваем в полном объеме этапы ее становления (прозвищное имя – патроним – фамильное прозвание – фамилия), а сразу же выявляем начальный этап – прозвищное имя (прозвище). Если для рассматриваемой антропоосновы именно этот вид антропонима впервые засвидетельствован источниками, то означенный этап в словарной статье опускается. Если же ни древнерусские, ни старорусские тексты не зафиксировали прозвищного имени или прозвища, то оно восстанавливается по модели из отмеченного антропонима (патронима, фамильного прозвания) и дается под звездочкой (*): белянин Петр Васильев сын ЗЫБОЛОВ… (РГАДА, ф. 108/1, 1735 г.). Прозвищное имя ЗЫБОЛ ономастическими источниками не представлено и поэтому дается под звездочкой – *ЗЫБОЛ.
После этого описывается этимология прозвищного имени.
По мнению многих антропонимистов, «проблема лексического значения в ономастике сводится к проблеме этимологии онимического корня и онимических формантов» (Чайкина, 1989, с. 6–7). Поэтому чтобы выявить этимологию антропонима, необходимо привести соответствующий апеллятив и рассмотреть его значение. Если апеллятив засвидетельствован в древнерусском и старорусском языках, а тем самым представлен в исторических словарях и картотеках, то определить его семантику нетрудно. Так, например, в одном из смоленских текстов находим упоминание о Савве ЖЕЛНЫРЕ (Готье, 1609г.). Прозвищное имя ЖЕЛНЫРЬ восходит к старорусским апеллятивам желнерь, желнырь, жолнеръ, жолнырь «наемный солдат в польско-литовском войске « (СлРЯ XI–XVII вв., в. 5). Все иллюстративные примеры в словаре относятся к XVI–XVII вв. и приурочены либо к юго-западным территориям Русского государства, либо речь в них идет о польско-литовских войсках. Представлен и смоленский текст: И князи и бояре смоленские ... съ желныри против воеводъ великого кназя выЋхаша за городъ... (в. 5). На основании сопоставительного материала можно сделать вывод о значении прозвищного имени и о его региональной юго-западной основе. Современные фамилии, образованные на базе означенного имени, – ЖЕЛНЕРЕВ, ЖЕЛНЫРЕВ, ЖОЛНАРЕВ, ЖОЛНЕРОВИЧ.
Труднее поддаются этимологизации прозвищные имена, в основах которых лежат апеллятивы, не засвидетельствованные в письменных источниках и в исторических словарях и их картотеках. В таких случаях приходится привлекать родственные слова древнерусского и старорусского языка или апеллятивную лексику, выявленную в словарях современных говоров. Таким образом, мы реконструируем региональную лексику XV–XVIII вв. При подобных апеллятивах также стоит звездочка (*): ЗЬЯЛО Семенов, Вяземский уезд, XVI в. (Сокращенная литовская летопись); смоленский князь ЗЬЯЛО Михаил Андреевич (Веселовский). Возможен старый аппелятив *зьяло (лексема не выявлена). Вероятность его бытования тпредполагается нами на основе сопоставления с современным глаголом зеять, зиять «сиять, блестеть». В диалектах засвидетельствован глагол зьять «сиять, сверкать» (СРНГ, в. 12).
В отдельных словарных статьях приводится несколько версий семантики интересного прозвищного имени, легшего в основу современной фамилии. На наш взгляд, возможно предположить, что на различных территориях локальные прозвища имели в период своего бытования разные значения. Так, в частности, под 1689г. записан откащикъ белской подячей Иванъ БУЗА (РГАДА, ф. 281/1, 1689 г.). Апеллятив буза имел два значения: 1) хмельной напиток (татарское), 2) название ценного камня. Оба значения были засвидетельствованы в XVII в. (СлРЯ XI–XVII вв., в. 1). В современных говорах у слова буза отмечается и еще ряд значений: 1) помеха (яросл.). 2) пустые разговоры (иван., калуж.), 3) неудача (барнаул.). 4) скандальный человек (киров.), 5) мутная жидкость (яросл., петерб., пск., вят., смол.) (СРНГ, в. 3). В смоленских говорах, помимо указанного, лексема буза имеет и еще несколько значений: 1) мякина, отбросы, 2) подонки, гуща какой-либо жидкости, 3) пустые разговоры, 4) буян, скандалист (ССГ, в. 1). На наш взгляд, именно последнее значение реализовывалось в основе старого смоленского антропонима. Этот вывод подтверждается наличием в современных смоленских говорах существительное бузан – «скандалист», «драчун», глагол бузанить – «скандалить, шуметь, ссориться» (там же). Еще ранее у Добровольского находим глагол бузовать – «бить, сечь». Современные фамилии, образованные от рассмотренного имени, – БУЗАНОВ, БУЗАНОВИЧ, БУЗИН, БУЗИНОВИЧ.
Для выяснения семантики апеллятива там, где это необходимо, привлекается материал из белорусских и украинских источников. Например, нами выявлен ряд современных фамилий ДОВБЕНИН, ДОВБЕНЬ, ДОВБЕНЬКИН, ДОВБНЯ, ДОЛБНЕВ, ДОЛБНИН, ДОЛБНЯ. Исходное прозвищное имя отмечено в смоленском источнике начала XVII в.: под 1607 г. записан житель деревни Алексеевка недалеко от Смоленска Федоръ ДОЛБНЯ (РИБ-37). На русской территории, помимо смоленской, засвидетельствована еще лишь одна фиксация прозвищного имени на юге России (Тупиков, 1630 г.). Зато весьма часто означенное прозвищное имя в разных вариантах (ДОЛБНЯ, ДОВБНЯ, ДОВБЕНЯ, ДОВБЕНЬКА) встречается в старобелорусских и староукраинских текстах: Янъ ДОЛБНЯ, 1539 г.; крестьянин ДОВБНЯ, 1546 г. Апеллятив долбня в СлРЯ XI–XVII вв. отсутствует, зато в старобелорусском словаре Носовича находим лексему долбня и с прямым значением – «колотушка», и с переносным – «бестолковый человек». Означенная семантика находит параллели в современных смоленских говорах, где слово долбня имеет два значения: 1) дубина, палка, 2) тупой человек (ССГ, в. 3). Ареал лексемы в современных русских говорах неширок: в прямом значении – это смоленские, новгородские, в переносном – смоленские, курские, орловские, калужские, костромские говоры (СРНГ, в. 8). Скорее всего, имя было принесено в Смоленский край из юго-западных регионов (обратим внимание, что на территории Украины и Белоруссии прозвищное имя ДОЛБНЯ фиксируется гораздо раньше, чем в смоленском тексте – уже в начале XVI в.). Нами выявлены современные смоленские фамилии ДОЛБНИН и ДОЛБНЕВ, и это позволяет сделать предположение, что было также прозвищное имя м. р. ДОЛБЕНЬ. Наш вывод скорее всего справедлив, так как в старобелорусских источниках представлено имя ДОВБЕНЬ с значением «тупоумный человек». Там же находим вариант ДОУБА из литовского daiba «яма, ров». Переносное значение, как предполагает белорусский антропонимист М. В. Бiрыла, возникло позднее.

АТРОШКА (АТРОШКЕВИЧ, АТРОШКИН; ОТРУШКО)
В смоленском источнике XVII в. записан смоленский мещанин АТРОШКЕВИЧ (РГАДА, ф. 145/1, 1675 г.). На русской территории рассматриваемая антропооснова не засвидетельствована, а вот в старобелорусской письменности в материалах Бiрылы встречается прозвищное имя АТРОХ, АТРОШКА. Носович предполагает, что это варианты христианского имени ТРОФИМ. Однако можно предложить еще одну версию семантики имени, возникшего на базе возможного древнерусского *атрошка (ср. смол. атрошка, отрошка, атрушка, отрушка – 1) отрава, яд, 2) отбросы от сена (Добровольский). Отмечено нами и современное прозвище ОТРУШ – «вредный, злобный человек», засвидетельствованное в д. Кириллы Рославльского района.
БАВУШИН (БАВЫКИН, БОВЫКИН)
В приходно-расходной книге Болдина Дорогобужского монастыря находим запись: ... даваны деньги крестьяномъ исъ казны ... соцкому Ивану БАВЫКЋ... (РИБ-37, 1599 г.). Сразу же укажем, что рассматриваемое прозвищное имя встречается в старорусской письменности. Так, у Тупикова оно отмечено 5 раз в памятниках XV–XVI вв. северо-восточной Руси; у Чайкиной в вологодских текстах XVII в. находим фамилию БОВЫКИН и прозвище БОВЫКА. Скорее всего мы имеем дело с отражением оканья, так как для определения семантики возможного апеллятива можно привести одни и те же основы: бавить – «продолжать, продлевать; мешкать, медлить»; бавуша, бавушка – «медлительный, вялый человек». Даль указывает на юго-западный ареал общего значения «медлить». Кстати, бавиться – «задерживаться, медлить» весьма активно и в смоленских говорах (Добровольский; ССГ, в. 1). Для старых прозвищных имен Смоленского края были достаточно употребительны суффиксы -ЫК- (ср. БУЛЫКА, ВЗВАРЫКА, ЖАБРЫКА и др.) и -УЖ- (ДОРОГУША).
БАШАРИН (БАШАРИНОВ)
Возможно, уже фамилия БАШАРИН встретилась нам в материалах личного фонда Барышниковых; под 1722 г. упомянут надсмотрщик Петръ БАШАРИНЪ (ГАСО, ф. 114/1). Среди русских антропонимов с рассматриваемой основой можно отметить лишь одну фиксацию патронима: Ефимко Ивановъ снъ БАШАРИНЫХЪ (Устюг, 1662 г.) (Тупиков). У Веселовского находим запись о владимирском старосте Степане БАШЕВЕ (1603 г.). Возможно, корень баш у антропонимов общий: баш – «голова» (тюркское). Кстати, Морошкин еще в XIV в. засвидетельствовал имя БАШЪ, а Редько отмечает бытование украинской фамилии БАША тюркского происхождения. Однако возможно, что корень БАШ русский. Так, в современных псковских говорах баша – «овца» (СРНГ, в. 2). И на Смоленщине овец иногда зовут баша, подзывая голосом: «баша-баша (ССГ, в. 1). Лексема башара, не засвидетельствованная в словаре, тем не менее бытует в Руднянском районе и была записана во время диалектологической экспедиции 1993 г.: башара – «загон для скота» (возможно, для овец, т.е. «овчарня»).
БЕРЕСНЕВ (БЕРЕСТЕНЬ, БЕРЕСТНЕВ, БЕРЕСТИНСКИЙ)
Впервые патроним БЕРЕСТНЕВ отмечен у Готье (1609 г.). На русской территории только у Веселовского однажды засвидетельствован БЕРЕСТЕННИКОВ Семен, царский истопник, 1573 г. без конкретного указания на его происхождение. Зато достаточно активно старое прозвищное имя и прозвище в материалах Бiрылы: Иван БЕРЕСТЕНЕВ, 1528 г., Мстиславль; Грышка прозвища БЕРЕСЦЕНЬ, 1744 г., Витебск и др. Грынблат прямо называет основу белорусской (Грынблат, 1958).
Однако основа, на наш взгляд, старорусская, диалектная. Апеллятивом послужило существительное берестень (берестенъ) – «сосуд из бересты», бытовавшее на северо-западных территориях, в том числе и смоленских: Купили на домашней обиходъ берестень масла коровья (РИБ-37, 1587 г.; СлРЯ XI–XVII вв., в. 1) Е. Н. Борисова исследовала ареальную характеристику лексемы берестень «сосуд из бересты», «сосуд, обвитый берестой» в прошлом и настоящем и сделала вывод о весьма узкой территории его бытовании в XVI–XVIII вв. и о распространении на север и северо-запад в настоящее время. Можно отметить также, что в современных смоленских говорах слово берестень употребляется весьма активно и имеет еще и переносное значение – «толстый, крепкий, обычно низкого роста человек» (ССГ, в. 1).


БИБА (БИБИКОВ, БИБИН, БИБКА, БИБКИН)
В смоленских источниках прошлого находим только прозвищное имя БИБА: Ивану БИБЋ дано 10 алтынъ (РИБ-37, 1599 г.). Отметим попутно, что нигде более оно нами не выявлено, кроме более поздних местных текстов: белянинъ Костка БИБИН (РГАДА, ф. 712/1, 1746 г.). У Веселовского прослежена история, безусловно, родственной фамилии БИБИКОВЫ. Первый ее представитель зафиксирован в тверских памятниках XVB. – БИБИК Федор Микулич. Там же дана предположительная этимология прозвищного имени: 1) жмых от маслобойни, 2) плохая пища – со ссылкой на Даля без указания ареала апеллятива. На Псковщине в начале XX в. бытовало прозвище БИБИК – «человек, имеющий какие–либо физические недостатки» (СРНГ, в. 2). Возможно, значение возникло как переносное. Это же подтверждается бытованием на Смоленщине прозвища БИБКА – «некрасивый, маленький, невзрачный паренек» (Рославльский район).
БИСКУПОВ
В смоленских источниках антропоним встречен нами в качестве первого личного имени – БИСКАП Юдинъ, чернецъ (РИБ-37, 1595 г.). Это имя фиксирует еще Морошкин, но только у западных славян, поляков и чехов. На русской территории лишь однажды отмечает его Тупиков в форме БИСКУПЪ: Алешко БИСКУПЪ, псковский посадский, 1665 г. Как видим, засвидетельствовано имя гораздо позже, чем в смоленском источнике. А вот в старобелорусских текстах оно встречается и в форме БИСКАП, и в форме БИСКУП. Бытовал и апеллятив бискап «епископ» (Носович). На русской территории апеллятив не встречается, так как Россия – православная страна, и слово, если оно и употреблялось, ушло в пассив. А вот в белорусском языке и его говорах бискап «епископ» отмечается. Зарегистрированы и фамилии БИСКАП, БИСКАПСКИЙ (Бiрыла). Слово бискап (бископ) – полонизм.
БОЙТОРА (БОЙТОРИН, БУТОРИН)
В смоленских источниках под 1683 г. записан старостишко дворовой БЋлского уезда Никифорка БОЙТОРА (СИМ, 7812).
Среди северных фамилий Никоновым и Чайкиной отмечена похожая по звуковому комплексу фамилия БУТОРИН (чередование ОЙ/У возможно фонетически). Чайкина фиксирует и прозвище БУТОРА (1989). Апеллятивы *бойтора и *бутора в древнерусских и старорусских источниках не выявлены, однако в современных вологодских говорах бытует слово бутора – «тот, кто быстро, много и бестолково говорит» (СРНГ, в. 3). Возможны и другие версии. Так, например, Никонов видит в основе апеллятив бутора «метель», часто встречающийся на Севере (Никонов, 1983). У Даля находим глагол буториться – «стыдиться; робеть; глядеть угрюмо, исподлобья». Лексема тамбовская. А может быть, бойтора – «решительный человек»: ср. бойчить, бойтить «поступать решительно» (Даль). Но в любом случае прозвищное имя БОЙТОРА – узко диалектное, смоленское, имеющее варианты в северных говорах.
БОКЕЕВ (БОКЕЙ, БОКИЙ)
Под 1447 г. еще в литовский период в пожалованной грамоте находим упоминание о смоленском дворянине БОКЕЕ (БОКЕЙ) (Бугославский). Прозвищное имя БОКIЙ, БОКЋЙ в словаре Тупикова имеет помету «западное» и «юго-западное». Известен в истории Семен Федорович БАКЕЙ, тверской боярин из рода князей Смоленских. В 1474 г. его сыновья выехали служить в Москву и явились, как предполагает Веселовский, родоначальниками фамилии БАКЕЕВ (вариант БОКЕЕВ). Несколько раз встретилось нам прозвищное имя БОКЕЙ в материалах Бiрылы: Еско БОКЕЙ, 1567 г. и др. Личное имя в форме БОКIЙ известно староукраинскому языку (Редько). Среди воронежских антропонимов XVII в. отмечает имя БОКЕЙ Н. К. Фролов и указывает на его татарское происхождение.
На наш взгляд, антропоним может иметь и иное происхождение: в польско-литовской геральдике bokiey – секира, обращенная острием вправо, а поверх нее крест.
БОНТЯЕВ
В качестве первого личного имени антропоним БОНТЯЙ находим у Готье :... увидел БОНТЯЯ Занина (1609 г.). Сразу же отметим, что нигде более на русской территории нам имя не встретилось. Отсутствует в древнерусских и старорусских источниках и алеллятив. Однако определить семантнку этого прозвищного имени помогают современные смоленские говоры, в которых бытует существительное бонт «перекрытие на реке из связанных и закрепленных бревен», встречающееся только в Дорогобужском районе Смоленской области (ССГ, в. 1). Интересно, что сведения о прозвищном имени XVII в. относятся тоже к дорогобужской территории. Кроме смоленских говоров, слово бонт «заграждение реки из нескольких бревен» отмечено только в пермских говорах, местах вторичного заселения (СРНГ, в. 3). Суффикс -ЯЙ весьма активен как при образовании форм христианских имен (типа МИТЯЙ, ПЕТРЯЙ), так и нехристианских (БИЗЯЙ, ЖЕРДЯЙ, ТЮФЯЙ, ЧУРЛЯЙ, ШИРЯЙ и др.). На наш взгляд, БОНТЯЙ – это тот, кто ставил бонты на реке или изготавливал их. Безусловно, имя было локальным.
БРУЕВ (БРУЕВИЧ)
Конечно же, локальным было прозвищное имя БРУЙ, засвидете¬льствованное в приходной книге Болдина Дорогобужского монастыря: Василий БРУЙ (РИБ-37, 1599 г.). Помимо смоленских источников, антропоним БРУЙ встретился нам только в материалах Бiрылы.
Апеллятив в XI–XVII вв. не выявлен, но семантику имени возможно определить по сопоставлению с современными лексемами: в современных смоленских говорах отмечены глаголы бруить и бруять «издавать негромкие звуки (жужжать, журчать и др.)» (ССГ, в. 1). Бруить – «быстро течь» фиксирует Даль без указания места. Современная фамилия БРУЙ засвидетельствована у Бiрылы и у Редько; последний видит семантику прозвища БРУЙ как «человек, подпускающий под себя во время сна мочу».
БРЫЛЕВ (БРЫЛЁВ, БРЫЛЕВИЧ, БРЫЛЬ)
Впервые в смоленских источниках нехристианское имя БРЫЛЬ отмечено под 1692 г.: БРЫЛЬ Третяков, смоленский мещанинъ (РИБ-37). В дальнейшем антропоним как имя, как прозвище и как патроним выявлен нами в смоленской письменности XVII–XVIII вв. 6 раз.
У Тупикова старое прозвищное имя БРЫЛЬ засвидетельствовано дважды в текстах XVI–XVII вв. с пометой «западное». Представлено оно и у Бiрылы в составе старобелорусских прозвищных имен. Апеллятив *брыль в СлРЯ XI–XVII вв. не зафиксирован, не нашли мы его и среди лексики исследованных смоленских источников. Однако в смоленских говорах начала XX в. бытовало существительное брыль «круглая шляпа с полями, преимущественно мужская» (Добровольский). Находим мы его и сейчас, причем с несколькими значениями: I) рассмотренное выше, 2) шапка, картуз, 3) поля шляпы, 4) козырек шапки, картуза и т.д. 5) край чего-либо (ССГ, в. 1). Выявленный нами антропоним БРЫЛЬ позволяет считать, что в смоленском диалекте XVI–XVIII вв. также бытовал апеллятив брыль «головней убор» (трудно сказать точно, какой именно). Имя, возникшее на его основе, относилось к числу метафоризированных прозвищных имен, обозначавших предметы домашнего обихода.
Слово брыль «круглая шляпа с полями» засвидетельствовано в словаре Носовича. В настоящее время оно бытует в составе лексики белорусского литературного языка. Таким образом, можно предположить, что как апеллятив брыль, так и прозвищное имя БРЫЛЬ на русской территории имели локальный характер. Очерчивается довольно четкий ареал, который охватывает, помимо территории Смоленского края (в ее современном состоянии и прошлом), брянские говоры (Расторгуев, 1973). На наш взгляд, это связано с историческими судьбами смоленских земель, которые в означенное время (XVII в.) вместе с брянскими и белорусскими территориями входили в состав Речи Посполитой. Подтверждается это и фактами современней белорусской антропонимии: у того же Бiрылы засвидетельствован целый ряд фамилий, образованных на базе старого прозвищного имени и частично общих со смоленскими: БРЫЛЬ, БРЫЛЕЎСКИ, БРЫЛЕК, БРЫЛЕНАК, БРЫЛЕЎ.
БУКИН
Впервые в смоленских источниках прозвищное имя отмечено под 1594 г.: крестьянинъ Стефанъ БУКА (РИБ-37, 1594 г.). У Тупикова и Веселовского засвидетельствованы и прозвищное имя, и патроним БУКИН в XIV–XVI вв. в текстах северо-западных и центральных территорий. В XVII в. Чайкина фиксирует фамилию БУКИН среди вологодских антропонимов. Апеллятив в рассматриваемую эпоху не выявлен, но семантику имени можно определить на основании сопоставительного материала более позднего времени. Так, в говорах можно отметить существительное бука со значениями «нечистая сила; страшилище», «нелюдимый, необщительный человек» (арх., волог.) (СРНГ, в. 3). Кроме того, в смоленских говорах бытует глагол букать/букнуть(ся) «бодать/бодать(ся) лбами в игре с детьми» (ССГ, в. 1). В тверских говорах букать/букнуть означает «ударить; пукнуть» (Даль). Так что значений у прозвищного имени БУКА, которое скорее всего было диалектным с северо-западным ареалом, было, по всей видимости, несколько.
БУЛЫГИН
На смоленской территории впервые антропоним в виде прозвищного имени или прозвища зарегистрирован в расходной книге Болдина Дорогобужского монастыря: ...отпустилъ съ Москвы крестьянина монастырского ... Тита БУЛЫГУ (РИБ-37, 1585 г.). У Тупикова антропоним отмечен только в текстах юго-западных регионов – Белая Церковь, Запорожье, Волынь, XVI–XVII вв. Трижды засвидетельствовано прозвищное имя Веселовским в центральных источниках (Москва, Ростов). У Фролова оно представлено среди воронежских антропонимов XVII в. Встречается прозвище БУЛЫГА среди белорусских антропонимов XVI–XVII вв. (Грынблат, 1958). Палагина предполагает, что это локализм XVI–XVII вв., но очерчивает его ареал (правда, не приводя источников) как севернорусский (Палагина, 1972).
Апеллятив *булыга в древнерусском и старорусском языке не представлен, не встретился он нам и в исследованных смоленских источниках. Слово булыга находим у Даля, причем и в прямом «дубина, палка; камень, булыжник», и в переносном «грубый, неотесанный человек; невежа, неуч» значениях. СРНГ по возможности уточняет ареал бытования лексемы булыга: 1) дубина (тульские говоры), 2) камень (там же), 3) грубиян (олонецкие говоры), 4) человек, который любит прихвастнуть (Вологда) (в. 3). Отметим попутно, что Ю. И. Чайкина не выявила в вологодских источниках антропонимы БУЛЫГА, БУЛЫГИН, хотя, как видим, апеллятив бытует на Вологодчине с XIX в. (СРНГ). А вот на Смоленщине, хотя в современных смоленских говорах, как и в говорах прошлого, слово булыга ни с одним из рассматриваемых значений не засвидетельствовано, мы отметили существование старого прозвищного имени БУЛЫГА и современной фамилии БУЛЫГИН, появившихся, как нам представляется, в результате миграционных процессов.
БУРНАШОВ
В смоленских текстах в качестве первого личного имени мы отмети бытование в начале XVII в. нехристианского имени БУРНАШ: БУРНАШ Володимеров (Готье, 1609 г.). И Тупиков, и Веселовский свидетельствуют о довольно частом употреблении именно в качестве первого личного имени антропонима БУРНАШ в XVI – первой половине XVII BB. Все фиксации относятся к северо-восточным текстам. Никонов, например, несколько сужает географию имени, считая его рязанским. Двойственный ареал очерчивает Палагина. Не отрицая локальной приуроченности антропонима, она то относит его к южным диалектизмам, то к севернорусским и среднерусским (Палагина, 1968). Герасимов позднее отмечает бытование прозвища БУРНАШ в новгородской земле (СРНГ, в.3).
Апеллятив *бурнаш в рассматриваемую эпоху не засвидетельствован. В современных русских говорах лексема бурнаш встречается в двух значениях: 1) неуживчивый человек, задира (яросл., ряз.) (именно это толкование имени БУРНАШ дает В. А. Никонов), 2) холостяк (курск.) (СРНГ, в. 3). В современных смоленских говорах слово бурнаш не выявлено. Возможно, само старое имя БУРНАШ было принесено на Смоленщину в результате переселения жителей с других русских территорий.
Имя БУРНАШ представлено еще в одной из первых работ по антропонимике у А. М. Селищева, который возводит его к татарскому birnaš «задира». На тюркское происхождение антропонима указывает и Н. А. Баскаков (1979).
БЫЗИКОВ (БЫЗЛОВ, БЫЗЛОВСКИЙ, БЫЗУКОВ)
Редкое неканоническое имя или прозвище выявлено нами в материалах Готье: Степан БЫЗЛО, посацкий человек в Смоленске (Готье, 1610 г.). Лишь Грынблат фиксирует его среди старобелорусских нехристианских имен, относя к 3% антропонимов с неясной этимологией.
Как же определить значение старого прозвищного имени? Апеллятив в старорусском языке не представлен. Мы попытаемся выдвинуть несколько версий, основываясь на современном сопоставительном материале.
Возможно, семантика старого имени близка вологодскому бызун «бесстыжий волокита» (Даль). Позднее это слово на вологодской территории приобрело еще одно значение – «драчун, задира» (СРНГ, в.3). В свердловских говорах бытует глагол бызыкнуть – «ударить» (там же). Старое прозвищное имя и более поздние лексемы с диалектными основами объединяет общий корень быз (суффикс –Л- отмечен среди прозвищных имен – БИРЛО и др.).
Современные смоленские говоры не фиксируют ни одного слова с корнем быз. Однако среди большого количества собранных современных смоленских прозвищ мы находим прозвище БЫЗИК – «незадачливый ухажер» (Починковский район), семантика которого имеет много общего с вологодским словом, засвидетельствованным Далем (бызун – БЫЗИК). Полагаем, что возможность реализации подобного значения – «ухажер, волокита» – в старом смоленском npoзвищном имени не исключена.
ВАКАРИН (ВАКОРИН, ВАКОРОВ)
Два варианта прозвищного имени отмечены в одном и том же смоленском источнике XVII в. – ВАКАРА и ВАКОРА: Петрушка ВАКАРА, на той же странице Петрушка ВАКОРА (Готье, 1609 г.). Те же два варианта встречаются в нескольких текстах северо-западных русских территорий (Новгород, Северная Двина, Переяславль, XV–XVI вв.).
Аппелятив ни с А, ни с О в древнерусских источниках не засвидетельствован. Но, учитывая данные современных говоров, можно предположить, что это лексема северного ареала; у Даля находим существительное вакора (вакара) – «коряга, пень», в переносном значении – «уродство; безобразие». Слово бытует и в настоящее время в архангельских говорах, где довольно активно (СРНГ, в.4). Возможно сопоставление с архангельским же глагол вакать – «говорить вздор», «шутить» (там же).
Но может быть и иное толкование старого прозвищного имени. Оно, в частности, зафиксировано Редько в староукраинских источниках в формах ВАКАРА, ВАКАР, и украинский антропонимист для объяснения семантики основы приводит румынское vasa (r) «корова». Кстати, слово вакар «пастух» отмечается в современных русских говорах Одессы (СРНГ, в. 4). Прозвищное имя ВАКАРА известно и старобелорусскому языку. Объяснение семантики основы дается через основу глагол ваковать – «быть праздным» (Носович).
ВАУЛИН (ВАУЛЬСКИЙ)
Скорее всего уже фамилия ВАУЛИН отмечена нами в документах Бельской канцелярии XVIII в.: Васил Емельянов ВАУЛИН (РГАДА, ф. 712/1, 1740 г.).
Прозвищное имя ВАУЛА только однажды фиксирует Тупиков: Григорий ВАУЛА, Соликамский крестьянинъ (1557 г.). Предположительно, это разговорная форма канонического имени ВАВИЛА (ВАВУЛА – ВАУЛА). Мы хотим предложить несколько другую версию. На наш взгляд, это прозвищное имя, характеризующее человека по каким-либо чертам характера. Хотя мы не нашли древнерусского апеллятива, но в современных пермских говорах ваула – «заика», в оренбургских – «ленивый человек», во владимирских – «неопрятный человек» (СРНГ, в. 4). Кстати, Е. Н. Полякова объясняет семантику пермской фамилии ВАУЛИН через семантику апеллятива со значением «заика». В д. Кириллы Рославльского района нам встретилось прозвище ВАУЛА «дурак». Укажем, что именно в Рославльском регионе и сама современная фамилия ВАУЛИН весьма активна – она засвидетельствована в Рославльском ЗАГСе только в 1993г. 16 раз.
ВЗВАРЫКИН (ЗВАРЫКИН, ЗВОРЫКИН)
Впервые антропооснова зафиксирована нами на Смоленщине в 1599 г.: Дiякону Ионћ ВЗВАРЫКИНУ дано за годь 13 алтынъ (РИБ-37). У Тупикова представлена еще более ранняя фиксация прозвищного имени ВЗВАРЫКА под 1438 г. в московском тексте. Веселовский отмечает варианты с О – ВЗВОРЫКА, ВЗВОРЫКИНЫ – и соотносит их с именованиями ЗВОРЫКА, ЗВОРЫКИНЫ; территория бытования – Суздаль, Устюг, время – XV–XVII вв.
По нашему мнению, основой прозвищного имени могла послужить основа старого древнерусского глагола взварить/взваривать либо со значением «вскипятить», либо со значением «возмутить, рассорить». Лексема была общерусской (СлРЯ XI–XVII вв., в. 2). Суффикс -ЫК- был обычен для прозвищных имен (ср. ЖАБРЫКА и др.). Тот же корень взвар выделяет у отмеченного в северо-восточной Руси прозвищного имени ВЗВАРЫКА Вуйтович, соотнося его основу с современными диалектными глаголами: взваривать – «сильно бить, избивать» (волг., смол., перм.), зваривать – то же значение (вят., перм.), взвариваться – «сердиться», «гневаться» (тул.) (СРНГ, в. 5). Рассматривает фамилию ВЗВАРЫКИН и Унбегаун и определяет значение основы как «горячий, вспыльчивый». Но, на наш взгляд, можно истолковать семантику антропоосновы и несколько иначе – «драчун».
ВОЙТ (ВОЙТЕВИЧ, ВОЙТАЩУК, ВОЙТЕНКО, ВОЙТЕНКОВ, ВОЙТЕХОВИЧ, ВОЙТКО, ВОЙТОВ, ВОЙТОВИЧ, ВОЙТОВСКИЙ, ВОЙТУХ, ВОЙЧУК; СТАРОВОЙТ, СТАРОВОЙТОВ)
В основе всех перечисленных выше фамилий лежит прозвищное имя ВОЙТ, впервые на Смоленщине отмеченное еще в конце XV в.: панъсырный слуга ВОЙТ Семенов (Литовская метрика, реестр № 141 , 1490 г.). Кстати, прозвищное имя или прозвище нигде на русской территории более не выявлено, отмечены только фамильные прозвания, а возможно, уже фамилии: ВОЙТЕНКО, Белая Церковь, XVII в.; ВОЙТКОВИЧ, Жмундь, XVI в.; ВОЙТОВИЧ, БЋлый, XVI в. (смоленский текст) (Тупиков). А вот в старобелорусских и староукраинских источниках прозвищное имя встречается нередко: Ивашка ВОЙТ, 1528 г., Витебск; Сенка ВIЙТ, 1521 г., Чернигов и др. Как видим, антропооснова имела юго-западный ареал.
Апеллятив войт «должностное лицо (староста, судья) в Западной и Южной Руси» подтверждал территорию распространения антропонима (СлРЯ XIXVII вв., в. 2). Неоднократно встречается лексема войт и смоленских источниках рассматриваемого периода, а также в старобелорусских и староукраинских памятника (Носович, Гринченко). Слово, безусловно, польского происхождения. Даль при существительном войт дает пометы «зап.», «юж.» и указывает, что оно обозначало название самых разнообразных должностей: староста, управляющий, десятский и пр. Бытует лексема войт и в современных смоленских говорах, правда, как устаревшее слово (СРНГ, в. 5). Помимо смоленских, оно отмечено еще и в орловских говорах.
ВОРОГУШИН
С точным указанием на то, что это прозвище, находим упоминание о рассматриваемой антронооснове в смоленском источнике XVI в.: ...крестьянин, прозвище ВОРОГУША... (РИБ-37, 1591 г.). У Тупикова только однажды отмечен ВОРОГУШИН Савка, тобольский стрелецъ (1668 г.). Как видим, время фиксации в местах вторичного заселения более позднее. Апеллятив в древнерусском языке не засвидетельствован, однако современные говоры помогают выявить семантику прозвища: в смоленских говорах ворогуша –1) лихорадка (Добровольский); 2) недруг; нечистая сила (ССГ, в. 2). На русской территории слово имеет и другие значения: ворогуша – «колдунья» (олон.), «сваха» (арх.), «метель с ураганом» (калуж.) (СРНГ, в. 5). Но, на наш взгляд, в старом, возможно, довольно узком по территории распространения прозвище реализовывалось именно негативное значение «недруг, нечистая сила», тем более, что слово ворогъ «враг», безусловно, легшее в основу антропонима ( суффикс –УШ- был довольно частым – ср. БОГУША, ДОРОГУША), хорошо известно древнерусскому языку ( СлРЯ XI–XVII вв., в. 3).
ВОРОПАЕВ (ВОРОПАЙ, ВОРЫПАЕВ)
Уже во второй половине XVII в. в качестве первого личного имени нам впервые встретился антропоним ВОРОПАЙ: ВОРОПАЙ Сивцовъ, велижский крестьянинъ (РГАДА, ф. 137/1, 1665 г.). Прозвищное имя ВОРОПАЙ и его вариант ВОРЫПАЙ регистрирует в Новгороде, Рязани, Коломне Веселовский. Он же дает толкование основы – «слепой», упоминая о белорусском ее происхождении.
Действительно, сам антропоним не раз засвидетельствован в старобелорусских текстах (например, ВОРОПАЙ Митинъ, 1578 г.), и толкование основы такое же (Бiрыла). С таким же значением фиксирует в староукраинских памятниках письменности прозвищное имя ВОРОПАЙ Ю. К. Редько. Однако нам представляется возможным иначе трактовать лексему.
Еще Срезневский в своих материалах отметил древнерусское слово воропъ «налет, грабеж, нападение, разбой». У Даля лексема дана с пометой «старое»; приводится также прозвание ВОРОПАЕВЫ, образованное, как можно понять, от названной основы. Таким образом, ВОРОПАЙ (суффикс -АЙ для прозвищных имен типичен – ср. БОНТЯЙ, ПРОКУСАЙ и др.) – это «разбойник», «вор». Есть и еще одно толкование: так, Вуйтович, отмечая бытование прозвищного имени ВОРОПАЙ в текстах северо-восточной Руси, предполагает, что оно могло образоваться и от диалектного белорусского воропай «бестолковый человек».




Если страница оказалась полезной, проголосуйте, пожалуйста:


 
Пользовательского поиска
Яндекс цитирования Rambler's Top100


Copyright © Назаров Алоис

Владелец сайта не несет ответственности за достоверность рекламы сторонних рекламодателей

Hosted by uCoz