|
|
ОГЛАВЛЕНИЕ
(выберите из списка нужное и перейдите по ссылке)
↓
(2) Фамилии с диалектными основами. Буквы Г–Л
Если страница оказалась полезной, проголосуйте, пожалуйста:
Смоленскъ
ГАЙДА (ГАЙДИН, ГАЙДО, ГОЙДА, ГОЙДИН)
Уже в последней четверти XVII в. нами выявлено как первое личное имя прозвищное имя ГАЙДА: ГАЙДА Федюнин, вяземский мещанин (СИМ, 7949, 1680г.). Сразу же укажем, что подобного антропонима мы нигде более в ономастических источниках и работах по антропонимии не встретили. У Тупикова дано имя ГАЙ в западных регионах XVI–XVII вв. В настоящее время отмечено прозвище ГАЙДА в курских говорах, но этимология его не ясна (СРНГ, в. 6). Кстати, у Даля представлен глагол гайдать «шататься» с пометой «юж., курск.». Лексему гайда находим у него в словаре со значением «иди, пошел» и с указанием на ее татарское происхождение.
Интересно, что вне русской территории антропоним ГАЙДА не раз отмечен Редько в староукраинских текстах, и исследователь также указывает на тюркскую основу: haydi – «легкий, свободный». А вот Бiрыла, фиксируя имя в старобелорусских источниках, трактует его неоднозначно: 1) укр. «флейта; пастушья свирель», переносное «негодный человек» (есть вариант с О); 2) турецк. «волна»; 3) польск. gaida «дудочка», «дударь»; 4) переносное бел. «нехороший человек».
Но возможно и смоленское толкование антропонима. Так, в смоленских говорах находим слово гайда с разными значениями: 1) рослая девочка, 2) ленивая женщина, 3) неряшливая женщина, 4) грузило в рыболовной сети (ССГ, в. 3). Несоответствие родовой принадлежности старого антропонима и современной лексемы гайда, безусловно, наводит на размышления, но, может быть, мы имеем дело с родовым переосмыслением по грамматическим показателям (окончание –А). Одно несомненно – старое прозвищное имя было локальным и имело юго-западный ареал.
ГАЙДУКЕВИЧ (ГАЙДУКОВ, ГАЙДУЧЕНКО, ГАЙДУЧКИН, ГАЙДУЧУК)
В двух разных ономастических источниках (У Тупикова и Веселовского) мы находим упоминание о двух жителях Вязьмы: ГАИДУКОВЪ Офонка, вяземский посадский, 1649 г. (АЮЗ, 111, 787); ГАЙДУКОВ Тимофей, посадский человек, Вязьма, 1664 г. Возможно, речь идет, учитывая время фиксаций, о членах одной семьи и перед нами пример возникновения фамилии.
Само прозвищное имя на русской территории не засвидетельствовано, так как, кроме смоленских примеров, других текстов нет. А вот в старобелорусской и староукраинской антропонимии оно бытовало. Таким образом, четко очерчивается юго-западный ареал распространения антропоосновы.
Апеллятив гайдук «легко вооруженный пехотинец в польских, литовских венгерских войсках» был известен старорусскому языку и имел тот же ареал или употреблялся в текстах, где речь идет о войске чужих государств (Литвы, Польши, Венгрии) (СлРЯ XI–XVII вв., в. 4). В дальнейшем, не изменив региона бытования, апеллятив стал приобретать переносные значения: 1) батрак (тамб.), 2) род народной пляски (юж., зап.), 3) необыкновенно рослый человек (смол.) (Даль). На наш взгляд, в старой антропооснове реализовывалось последнее названное значение апеллятива, хотя, возможно, возникло имя как указание на род занятий человека. В настоящее время слово гайдук «рослый человек» по-прежнему активно на Смоленщине. Помимо того, можно отметить существование целого рода родственных лексем с той же семантикой: гайдучина, гайдуша и др. (ССГ, в. 3). В современных русских говорах ареал бытования апеллятива гайдук расширился на Север и в Сибирь, оно приобрело некоторые дополнительные переносные значения: «нахальный человек», «бранчливый человек», «силач» (СРНГ, в. 6).
ДЕЖИН (ДЕЖКИН)
В материалах Готье несколько раз нам встретились антропонимы ДЕЖА, ДЕЖКА как в роли первых личных имен, так и в роли патрономических употреблений: ДЕЖА Федоров; ДЕЖКА Семенов; ДЕЖИНА Настя; Марья ДЕЖКИНА и т. п. (1609–1611 гг.). Однако определить, что все означенные лица члены одной семьи, не представилось возможным. Скорее всего, антропоним был достаточно частым в Смоленском крае. Тут же отметим, что в других русских ономастических источниках антропооснова засвидетельствована лишь однажды в юго-западном тексте (Заказчикова, 1979). Зато весьма активно прозвищное имя в старобелорусских памятниках: ДЕЖКА Ескович Жоров, 1578г.; ДЗЕШКА Петрок, 1614 г.; ДЕЖА Астапович, 1618 г. и др.
Апеллятивом явились старорусские сущ. дежа, дежка «квашня», которые в исследуемый период зафиксированы только в двух регионах Московского государства – Воронеже и Смоленске (СлРЯ XI–XVII вв., в. 4). А вот в старобелорусском и староукраинском языке рассматриваемые лексемы были весьма частотны, причем суффикс -К- не имел уменьшительного значения. В настоящее время апеллятивы дежа, дежка активно бытуют на Смоленщине, причем семантика их расширилась: 1) квашня, 2) бочка, кадка, 3) количество содержимого бочки, кадки (ССГ, в. 3). Ареал лексемы на русской территории – юго–западный регион, тамбовские, тверские и нижегородские говоры (Даль).
ДОМРАЧ (ДОМРАЧЕЕВ)
У Готье находим первую смоленскую запись: Бориска ДОМРАЧЋЕВ (1609 г.). Прозвищное имя ДОМРАЧЕЙ и фамильное прозвание ДОМРАЧЕЕВ регистрирует Веселовский в новгородских и звенигородских текстах XVI в. (более ранних, чем смоленский). Дается и семантика имени ДОМРАЧЕЙ – апеллятив домрачей – «игрок на домбре». Единственная фиксация означенного апеллятива – Новгород, 1620 г. (СлРЯ XI–XVII вв., в. 4). Также в XVII в. бытовали и сущ. домра – «музыкальный струнный инструмент», и прил. домряной. Укажем сразу, что ареал этих лексем – Новгород и Север. Правда, Даль полагает, что домра известна у многих славянских народов, ранее это был даже духовой инструмент (от дуть). Однако ни в белорусском, ни в украинском языках рассматриваемое название не выявлено. Нет его и в смоленских говорах. Возможно, инструмент был в ходу не на всех территориях. Отметим кстати, что основа ДОМР ранее исторического словаря засвидетельствована в антропонимической лексике, которая, на наш взгляд, имела локальный северо-западный характер.
ДЮДЕНЕВ (ДЕДЕНЕВ)
Интересна история этой фамилии, и мы излагаем ее по материалам С. Б. Веселевского.
ДЮДЕНЕВЫ происходили от ростовца ДЮДЕНЯ, который около 1330 г. переселился в Московское княжество. В XV в. его потомки писались ДЮДЕНЕВЫ, а позже стали писаться и ДЕДЕНЕВЫ. Во второй половине XVI в. они получили большие поместья в Смоленске и осели там. В 1294 г. первый ДЮДЕНЬ был послом Золотой Орды в Москву. Кстати, у Тупикова, например, засвидетельствован ДЮДЕНЬ ростовецъ стрЋлокъ, 1504 г., что указывает и на ростовские корни ДЮДЕНЕВЫХ. Апеллятив дюдень в XVI–XVII вв. не выявлен, поэтому значение антропоосновы определяем на сопоставительном современном материале: «дядя» или «дедушка» в ярославских говорах обозначается словом дюдя; в курских говорах бытует лексема дюдечка – «гусенок» (СРНГ, в. 8). В смоленских говорах отмечаем глаг. дедить – «колдовать» (Добровольский). Изредка, но встречается в старых смоленских прозвищных именах суффикс -ЕНЬ (ср. ПЕХТЕНЬ).
ЖАБРЫКИН
Фамилия, безусловно, возникла на базе прозвищного имени ЖАБРЫКА, выявленного Бугославским в смоленской деловой письменности: смоленский Иван ЖАБРЫКА, 1509 г. Сразу же отметим, что в таком варианте оно нигде нам не встречалось – скорее всего это узко локальное образование.
Апеллятив, на наш взгляд, искать также нужно в смоленских говорах. Так, у Даля засвидетельствовано смоленское слово жабрун «обжора», в основе которого глаголы жабрить, жабровать «жрать», имевшие только смоленский ареал. В рассматриваемом прозвищном имени тот же корень (суффикс -ЫК- был обычен в нехристианских именах – ср. БУЛЫКА и др.). Жабрун – «обжора» зарегистрировано и в СРНГ как смоленское и калужское слово (в. 9). В ССГ мы находим лексему жаброед «жадина» с тем же корнем (в. 4). Унбегаун отмечает в белорусском языке аппеллятивы жабрак, жабрук, жеброк с другим значением – «нищий».
ЗАГОСКИН (См. ЗАЗУЛИН)
ЗАЗУЛИН (ЗАЗУЛЬКИН, ЗАЗУЛЬКО, ЗАЗУЛЯ, ЗЕГУЛИН, ЗЕЗЮЛИН, ЗЕЗЮЛИНСКИЙ, ЗЕЗЮЛЯ, ЗОЗУЛИН, ЗУЗУЛИН, ЗЯЗУЛИН)
Прозвищное имя, легшее в основу фамилии ЗАЗУЛИН, отмечено в одном из текстов XVII в.: вязмитининъ Денисъ ЗАЗУЛЯ (РГАДА, ф. 137/1, 1675 г.). Апеллятивом послужила лексема зазуля, выявленная нами в текстах смоленской деловой письменности XVI–XVIII вв. Значение слова определяется довольно точно – «кукушка». Именно в таком варианте (с А) как смоленское слово представляет его Даль. Позднее под влиянием яканья А заменяется на Я, появляется форма ЗЯЗЮЛЯ (Добровольский). В таком варианте слово бытует и в настоящее время (ССГ, в. 4) , причем не только как имя нарицательное, но и как прозвище: ЗЯЗЮЛЯ – женщина, бросающая детей. Прозвищное имя, помимо смоленских источников, встречается и на других территориях, но, как правило, в других вариантах: у Тупикова – ЗОВЗУЛЯ, Пинск, 1629 г.; у Веселовского – ЗЕКЗЮЛИНЫ, XVI в., Звенигород; у Бiрылы – ЗЕЗЮЛЯ; у Редько – ЗОЗУЛЯ. Апеллятив в СлРЯ XI–XVII вв. представлен самыми старыми вариантами: зегзица, загозица, зогзица, зегула «кукушка» (в. 5). У Даля эти формы даны уже как устаревшие и отмечены областные зезюля (пск.), зазуля (смол.), зозуля (юж.), зузуля (зап.). В настоящее время ареал лексемы зезюля, (зазуля, зозуля, зязюля) не очень широкий: это псковские, смоленские, западные брянские, томские и некоторые южные говоры (СРНГ, в. 11).
ЗЕЛЕПУГИН (ЗЕЛЕПУХИН)
Довольно редкая фамилия в прошлом имеет соответственное прозвище ЗЕЛЕПУГА: бельский крестьянинъ ПАШКО по прозванию ЗЕЛЕПУГА (ГАСО, ф. 203/1, 1701 г.). Нигде более на русской территорий антропоним нам не встретился. Лишь однажды в старобелорусских источниках Гродненщины засвидетельствовано прозвище ЗЕЛЕПУГА.
Апеллятив находим только в современных говорах: зелепуга – «незрелая ягода, плод»; слово бытует в смоленских, псковских, калужских и орловских говорах, т. е. имеет неширокий ареал (СРНГ, в. 11). Смоленские областные словари подтверждают активность лексемы зелепуга «зеленая ягода, незрелый плод» на Смоленщине (Добровольский, ССГ). ЗЕЛЕПУГА «малолетка» – современное смоленское прозвище.
ЗЫБАЛИН (ЗЫБОЛИН, ЗЫБОЛОВ, ЗЫБОЛОВИЧ)
На наш взгляд, возникновение фамилии в начале XVIII в. можно наблюдать по записям документов Бельской приказной избы. Так, несколько раз на протяжении более чем полувека встречаются упоминания о членах одного рода, одной семьи: белянин Петр Васильев сын ЗЫБОЛОВ и племянник ево Никита ЗЫБОЛОВ, жена ЗЫБОЛОВА Петра Авдотья, Тихон Петров сын ЗЫБОЛОВ, Сенка ЗЫБОЛОВ (РГАДА, ф. 108/1, 1735 г.; 1751 г. и др.). Укажем сразу же, что нигде более в ономастических источниках антропоним нами не встречен.
Можно предположить, что фамилия образовалась от прозвищного имени *ЗЫБОЛ, пока еще не обнаруженного. Апеллятив в СлРЯ XI–XVII вв., отсутствует, зато у Даля находим лексему зыбала ( вар. зыбола) – «долговязый». Слово тверское. Однако в тверской письменности рассматриваемого периода И. М. Ганжина антропоним ЗЫБОЛ(А) не выявила. Возможно, что есть и фамилия ЗЫБОЛИН (А-ИН), но нам она пока не встретилась. Заметим, что тверской регион и смоленский (особенно бельские земли) очень близки.
ЗЬЯЛО
Уникальная фамилия встретилась нам в материалах Починковского ЗАГСа. Она имеет соответствующее прозвищное имя, которое нами отмечено только однажды: ЗЬЯЛО Семенов, Вяземский уезд, XVI B. (Сокращенная литовская летопись). Еще один пример, и тоже смоленский, засвидетельствован у Веселовского, причем текст белее ранний: смоленский князь ЗЬЯЛО Михаил Андреевич. Объяснение семантики основы дается через глаг. зеять, зиять – «сиять, блестеть». Таким образом, ЗЬЯЛО – «сияющий, блестящий». Глаг. зьять «сиять, сверкать» отмечается и современными русскими говорами (вят., перм., свердл., тобол.) (СРНГ, в. 12). Представлен он и у Добровольского, хотя это и не отмечено в СРНГ. В настоящее время лексема зьять «сиять» в смоленских говорах не сохранилась, а вот узко локальное прозвищное имя осталось жить в виде редкой нестандартной фамилии.
ИЗВЕКОВ
Единственный пример антропонима в словаре Тупикова – смоленский: Петро Ивановъ сынь ИЗВЋКОВА, вяземский отчинникъ (АЗР, IV, 333,1610 г.). Еще одна фиксация представлена в московском тексте у Веселовского (XVI в.). Можно предположить, что ареал имени собственного был неширок.
Прозвищное имя *ИЗВЕК пока не выявлено, нет апеллятива и в СлРя XI–XVII BB. (хотя скажем, что там отмечено наречие извЋку «издавна, исстари», датированное 1696 г.; в. 6). Интересно, что это же наречие бытует в настоящее время в смоленских говорах (СРНГ, в. 12). У Даля фиксируется глаг. извековать – «провести век, прожить долго где–либо», «изувечить, искалечить». Слово псковское и тверское (регионы, близкие к смоленским землям). Та же территория и те же значения у глаг. извековать и в настоящее время (СРНГ, в. 12). На наш взгляд, семантика старого антропонима двояка: 1) старожил, 2) драчун.
КАРПАЧ (КАРПАЧЕВ, КАРПАЧЕНКОВ)
Возможно, уже фамилия отмечается в одном из рославльских текстов XVIII в.: ...отъ рославскихъ ходаковь... Алексея КАРПАЧОВА... (РГАДА, ф. 763/1, 1751 в.). Нигде более, кроме белорусских источников, антропоним нам не встретился. Лишь у М.В. Бiрылы находим несколько упоминаний от XVII в.: КАРПАЧЪ Жданъ, 1663 г..; Сенка КАРПАЧЪ, 1684 г. Апеллятив находим также в старобелорусских текстах: карпач – «рогатина, которой сбрасывают навоз с телеги», «ленивый работник» (Носович). Подтверждают второе значение и современные диалектные русские глаголы: карпаться – «медленно что–либо делать» (зап. брян.), карпать – «копаться, медленно работать» ( смол.), «заниматься чем-либо» (твер., пск.) (СРНГ, в. 13).
КВАЧ
Прозвищное имя КВАЧ, ставшее впоследствии нестандартной фамилией, выявлено нами впервые в смоленских материалах Готье: Никитка КВАЧ (1611 г.). Еще дважды антропоним засвидетельствован в материалах Тупикова с пометой «зап.»: время фиксаций приблизительно то же.
Апеллятив квач «помазок» достаточно широко распространен в смоленских говорах (ССГ, в. 5). Бытует лексема и в виде насмешливого прозвища (Добровольский, СЭС 1) . У Даля слово квач «помазок в дегтярнице» дано с более широкой пометой – «юж.». В настоящее время ареал лексемы расширился: это и южные, и сибирские, и некоторые западные говоры (СРНГ, в. 13).
КОЛЕДИН (КОЛЕДОВИЧ, КОЛЯДИН, КОЛЯДКО, КОЛЯДОВИЧ)
Прозвищное имя КОЛЕДА несколько раз отмечено нами в трех по тематике и времени связанных между собой документах Поречья в начале XVII в.: Ивашка КОЛЕДА...; Марья КОЛЕДИНА и др. (Готье, 1609г.). Еще ранее Степан КОЛЕДА, бортникъ бЂльский засвидетельствован у Тупикова под 1536 г. Приводит прозвище КОЛЕДА и М.В. Бiрыла.
Апеллятивом для антропонимов послужило сущ. коледа, коляда – «святки, рождество и все дни до крещения», имевшее юго-западный ареал (Даль). В тверских говорах лексема кодяда имела и переносное значение – «суматоха» (там же). Но, на наш взгляд, более возможна реализация в основе значения «нищий», которое засвидетельствовано в старобелорусском апеллятиве (Носович) и в смоленском слове коляда (Добровольский). В настоящее время лексема на Смоленщине употребляется редко, входит в состав пассивной диалектной лексики (ССГ, в. 5). В современных русских говорах разные варианты алеллятива (коледа, колида, коляда) бытуют очень широко, имеют 16 значений, но распространены только на юго-западе, на Волге и в Сибири (СРНГ, в. 14).
КОЛЧЕВ (КОЛЧИГИН, КОЛЧИН, КОЛЫЧ, КОЛЫЧЕВ, КОЛЫЧОВ)
Под 1606 г. в приходной книге Болдина Дорогобужского монастыря записана Ефросиния КОЛЫЧЕВА (РИБ-37). Веселовский определяет прозвищное имя КОЛЫЧ и описывает родоначальника фамилии КОЛЫЧЕВ – это Федор Александрович Елкин-Кобылин (КОЛЫЧ), живший в конце XVI в. под Москвой. Несколько патронимов КОЛЫЧЕВ фиксирует и Тупиков в текстах северо-восточной Руси. Н. А. Баскаков предполагает, что прозвищное имя КОЛЫЧ – тюркизм. В татарском языке есть также имя собственное Gylyč – «меч, сабля». Но он же указывает и на возможное русское толкование антропонима: колча – «колченогий» (Даль). В вологодских говорах ХIХ в. отмечено прозвище КОЛЫЧЕГ «колченогий, небольшого роста» (СРНГ, в. 14).
КОМЯГА (КОМЯГИН)
Одна из первых смоленских фиксаций антропоосновы – начало XVI века: Михно КОМЯГА (Довнар-Запольский, 1508 г.). В материалах Тупикова находим гораздо более позднюю запись о КОМЯГИНЕ Данилке, Серпухов, 1683г. Апеллятив комяга засвидетельствован в СлРЯ XI–XVII вв.: комяга «выдолбленная из бревна лодка», «выдолбленное из бревна корыто» (в. 7). У Даля при слове с тем же значением находим пометы «юж., вост., пск.». В смоленских говорах бытует и названное выше значение «выдолбленное бревно», и переносное – «неповоротливая женщина» (основа переноса прозрачна) (ССГ, в. 5). В настоящее время ареал лексемы комяга как в прямом, так и в переносном значениях достаточно широкий – более 20 регионов России (СРНГ, в. 14). В псковских и тверских говорах интересно переносное значение – «много работающий человек».
КОМЯКИН
У Веселовского засвидетельствованы КОМЯКИНЫ, вяземские посадские люди первой четверти XVII в. Нам кажется, имеет место начало складывающейся фамилии, отмеченной и в настоящее время в материалах Вяземского ЗАГСа (а также в Смоленске). Возможно, это вариант фамилии КОМЯГИН (замена парных Г/К). Но возможно, ее основу следует соотнести со смоленским словом комяки – «шлепки, удары» (СРНГ, в. 14).
КОПЫЛ (КОПЫЛОВ, КОПЫЛОВИЧ, КОПЫЛЮК)
Старое языческое имя КОПЫЛЪ впервые засвидетельствовано нами в смоленских источниках под 1510 г. – Федка КОПЫЛЪ – и под 1490 г. – Гаврило КОПЫЛОВЪ, боярский слуга (Литовская метрика, реестр № 141). У Тупикова и Веселовского отмечены более поздние фиксации в текстах северо¬западной Руси XVI–XVII вв.
Апеллятив копылъ в СлРЯ XI–XVII вв. имел несколько значений: 1) брусок в санных полозьях, 2) род лопаты, 3) в составе названия бортного знамени с изображением санных полозьев, 4) кличка лошади (в. 7). Скорее всего и у сущ. копылъ был северо-западный ареал, т. к. Даль в своем словаре указывает на его бытование в архангельских, новгородских, костромских, вологодских говорах. В настоящее время лексема копыл весьма активна в самых разных регионах России (территория его распространения заметно расширилась); она употребляется в 15 значениях, в трех из которых: 1) дубовая или кленовая дощечка для скрепления чего-либо, 2) мотыга, лопата для копания картофеля, 3) колодка для изготовления обуви – бытует на Смоленщине (СРНГ, в. 14). В ССГ мы находим и переносное значение слова копыл – «о тяжелом, застывшем выражении лица» (в. 5). Возможно, и у старого прозвищного имени было два переносных значения метафорического характера: 1) худой, угловатый, нескладный человек, 2) угрюмый человек.
КОШТОВ (КОШТОВИЧ)
В смоленских источниках антропоним встретился нам лишь однажды: Третьяк КОШТОВ (СИМ, 7822, 1672 г.). Можно вычленить прозвищное имя *КОШТЪ, которое пока не зарегистрировано ни в каких ономастических источниках.
Апеллятивом, на наш взгляд, могло послужить отглагольное сущ. коштъ (своим коштомъ «за свой счет»), имевшее в старорусский период юго–западный ареал (СлРЯ XI–XVII вв., в. 7), И сущ. коштъ, и глаг. коштовать «стоить, цениться» были представлены в смоленских текстах исследуемого периода. Даль означенный глагол (корень, как указано, немецкий, а пришли слова с этим корнем на Русь через посредство польского языка) определяет как южное, западное и вологодское слово, но среди вологодских фамилий антропоним с рассматриваемой основой не выявлен (Чайкина). В смоленских говорах семантика глагола коштовать шире: 1) стоить, цениться, 2) угощать; коштоваться – 1) хорошо питаться, 2) угощаться (Добровольский; ССГ, в. 5). Возможно, значение «хорошо питаться» соотносилось с семантикой старого прозвищного имени, так как подтверждением этому служит современное прозвище, бытующее в п. Голынки Руднянского района: КОШТЫ «обжоры» (прозвище семейное).
КРЕКШИН
Прозвище КРЕКША впервые отмечается нами в материалах Готье (1611 г.). На русской территории названный антропоним засвидетельствован еще лишь трижды: две фиксации в новгородских источниках, одна в московском (XVI–XVII вв.).
Апеллятив в СлРЯ XI–XVII вв. не представлен. Находим его у Даля: крекша – «утка-кряква». В СРНГ отмечен глаг. кректать – «издавать крик (о птице)» (сев.), «стонать, кряхтеть, охать» (арх., тамб., краснодар.) (в. 15). Интересно современное смоленское прозвище (Талашкино Смоленского района): КРЕКШУН – «стонущий и кашляющий древний старик». Возможно, и в старом прозвищном имени, которое было локальным, реализовывалось подобное значение.
КРИГИН (КРЫГИН)
Одно из самых ранних смоленских прозвищных имен, выявленных Бугославским, – это имя КРЫГА: землю взялъ пань Семенъ КРЫГА. 1440 г. Нигде более антропоним не выявлен.
Апеллятивом послужило сущ. крига «приспособление для рыбной ловли», представленное в СлРЯ XI–XVII вв. двумя смоленскими (дорогобужскими) текстами 1600 г. (в. 8). Как видим, антропоним бытовал гораздо ранее апеллятива, что подтверждает мнения антропонимистов о том, что имена собственные часто сохраняют в своих основах слова, не засвидетельствованные источниками или зарегистрированные в памятниках гораздо позднее. Даль в своем словаре фиксирует уже два варианта лексемы – крига и крыга – и в двух значениях: 1) льдина; глыба (юж. и зап.), 2) рыболовная сеть (пск.). В современных смоленских говорах оба варианта весьма активны в обоих значениях (ССГ, в. 5). Помимо того, нами отмечены современные прозвища: КРИ(Ы)ГА –»неповоротливый человек» (Руднянский район), «холодный, неэмоциональный человек» (Рославльский район). Безусловно, в прозвищах реализована семантика апеллятива и, естественно, старого прозвищного имени.
КРЫЖОВ
Современная фамилия возникла на базе старого имени или прозвища КРЫЖ, отмеченного нами в смоленском тексте под 1507 г., где находим запись: дворянинъ Мишка КРЫЖ (Бугославский). Скорее всего именно об этом человеке речь идет в примере Тупикова: КРЫЖИНЪ Михаилъ, дворянинъ Великого княжества Литовского, 1507 г. Еще одно упоминание о КРЫЖИНЕ находим у Веселовского, где засвидетельствован житель Ярославля в 1568 г.
Апеллятив крыж «крест» знали смоленские говоры рассматриваемого периода:... на крыжу целование шло... (СИМ, 8240, 1683 г.). Существительное, как отмечает Морошкин, латинского происхождения, пришло в русский язык из польского (ср. польск. kryscz « крест»). У Даля крыж «западный католический крест». Лексема бытовала в смоленских говорах еще в начале ХХ в. (Добровольский), потом ушла в пассив. В современных русских народных говорах слово крыж отмечено, но в других значениях: 1) праздник, пир (твер., пcк.) 2) высокое место с обрывистым спуском (новг., пcк., твер.), 3) круп лошади (брян.), 4) толстый холст (курск.). Криж – «ловушка на зверей» (сиб.) (СРНГ, в. 15).
КУКСИН
Скорее всего уже возможная нестандартная фамилия КУКСА выявлена нами в начале XVIII вв.: у крестьянина Михаила КУКСЫ з женою ... родился сынъ Федот ... (ГАСО, ф.48, 1713 г.). Помимо смоленской фиксации, еще лишь один пример находим у Тупикова: КУКСИН Федко, Москва 1676 г.
Апеллятив представлен у Даля: кукса – 1) беспалый, 2) кулак, 3) удар кулаком. Есть при слове помета «обл.», но не очерчен ареал. СРНГ уточняет территорию бытования лексемы: в разных значениях она встречается в смоленских, брянских, псковских, тверских и вологодских говорах (в. 16). В смоленских говорах слово кукса достаточно активно: 1) рука без пальцев, 2) волосы, собранные на затылке, 3) о чем-либо закругленном (ССГ, в. 5) Скорее всего старое прозвищное имя указывало на физический недостаток человека и было локальным.
КУЛЕШ (КУЛЕША, КУЛЕШЕВ, КУЛЕШЕВИЧ, КУЛЕШОВ, КУЛИШ, КУЛИШОВ)
Под 1680 г. нами засвидетельствован смоленский шляхтич КУЛЕШ (СИМ, 7949, 1680 г.). Трудно определить, что это: имя или прозвище? Так, у Тупикова антропоним представлен весьма широко – и как первое имя в том числе – вплоть до конца XVII в. В СлРЯ XI–XVII вв. находим личное воронежское имя – Семен КУЛЕШ (в. 8). Веселовский дает апеллятив кулеш «жидкое кушанье». У Даля отмечено переносное значение – «толстяк»: слово в прямом значении южное, а в переносном – псковское. Кулеш «жидкое кушанье» хорошо знакомо и смоленским говорам (ССГ, в. 5). Ареал лексемы на русской территории – Северо-Запад, частично Центр (СРНГ, в. 16). Возможно, и в старом прозвищном имени реализовывалось переносное значение «толстяк, обжора» и оно относилось к группе имен, характеризующих черты характера человека или его физические качества, так как нам встретилось (причем трижды) аналогичное прозвище КУЛЕШ(А) в Рославльском и Починковском районах.
КУШНЕР (КУШНЕРЕВ, КУШНЕРЕВИЧ, КУШНЕРЕВСКИЙ, КУШНЕРОВ, КУШНЕРЮК, КУШНИР, КУШНИРОВИЧ, КУШНИРУК)
Прозвищное имя КУШНЕР и патроним несколько раз отмечены в материалах Готье: Ивашка КУШНЕР...; КУШНЕРЕВ Богдан Никитин снъ КУШНЕРЁВ и т. д. (1609–1610 и др.). И позднее антропонимы с рассматриваемой основой были весьма активны в смоленских источниках XVIII, XIX и XX вв.
Из трех примеров, приведенных Тупиковым, один смоленский: КУШНЕРЕВИЧЪ Трофим, смолянинъ, 1609 г. Два других антропонима относятся к западному региону – Пинск, Луцк. Одна фиксация у Веселовского относится к карачевскому тексту ХVI в. Многочисленные именования с основой КУШНЕР засвидетельствованы в старобелорусских и староукраинских памятниках письменности. Отчетливо представляется юго–западный ареал рассматриваемых антропонимов.
Апеллятивом послужило сущ. кушнеръ (кушниръ, кушняръ) – «скорняк», зарегистрированное в СлРЯ ХI–XVII вв. как бытующее приблизительно в тот же рассматриваемый период и на той же территории (в. 8). Отмечено оно и в смоленских источниках: а был де он кушнер... (Готье, 1611 г.). О довольно широком распространении имен нарицательных с корнем КУШН в смоленских говорах прошлого говорит Е. Н. Борисова. Слово кушнер «скорняк» до сих пор живо на Смоленщине, особенно в пограничных с Белоруссией районах (Руднянский, Хиславичский и др.), хотя по каким-то причинам не представлено в ССГ. В белорусском языке, как в прошлом, так и в настоящем, кушнер «скорняк» обычно. Также встречается оно в староукраинском и украинском литературном языках (Гринченко, Ильин). Украинский вариант – кушнiр. Лексема, как указывает Даль, своим источником имеет немецкий язык, но пришло к восточным славянам через посредство польского kisnierz. В настоящее время бытуют разные варианты рассматриваемого сущ. – кушнер, кушнир, кушнерь, и ареал его расширился: это юг России, западные (смоленские и брянские) говоры, нижегородские, симбирские говоры. Правда, необходимо отметить, что в отдельных регионах (симбирский, нижегородский и некоторые др.) кушнер «скорняк» засвидетельствовано только в источниках XIX в. (СРНГ, в. 16). Возможно, это связано с редкостной современной профессией – скорняков становится все меньше. Однако апеллятив продолжает свое активное бытование в именах собственных, и если даже слово кушнер «скорняк» совсем исчезнет из состава лексики русских народных говоров, то наши фамилии сохранят его на века.
ЛАТАТИН
Фамилия ЛАТАТИН впервые засвидетельствована нами в 1775 г. В одном и том же тексте упомянут рославльский купеческий староста ЛАТАТИНЪ (без имени и отчества), его брат, купец Федоръ ЛАТАТИНЪ, племянник Сенка ЛАТАТИН осми лет (РГАДА, ф. 763/1, 1775 г.). В другом документе (№ 36) речь идет о том же старосте и он опять назван только фамилией ЛАТАТИН; несколько ниже упомянуто его имя и отчество – Степан Егорович. Сразу же укажем, что подобный антропоним нам нигде более не встретился.
Можно предположить, что фамилия образовалась на базе прозвищного имени *ЛАТАТА, которое пока в источниках не выявлено. Апеллятива в СлРЯ XI–XVII вв. мы не находим. Обращаемся к смо¬ленским говорам и отмечаем бытование сущ. латата: 1) о человеке, говорящем быстро, без умолку, 2) о человеке, делающем все поспешно (ССГ, в. 5). Представлены и родственные слова: лататуй – «болтун», «суетливый, неумелый, бездельник», латаха – «о человеке, делающем все поспешно, суетливо» (там же). Скорее всего одно из рассмотренных значений – «болтун» или «человек, все делающий быстро, суетливо и не всегда умело» – и реализовывалось в старой антропооснове ЛАТАТА, которая была узко диалектной.
ЛУСТИН
Единственная фиксация прозвищного имени у Тупикова – смоленская: Василь ЛУСТА, остерский мещанинъ (1552 г.). Еще дважды, также в XVI в., отмечает патроним ЛУСТИН Веселовский в московском и олонецком текстах. Апеллятив луста «кожура, скорлупа, шелуха» мы находим в тексте «Назирателя» (СлРЯ XI–XVII вв., в. 8). Это же подтверждают материалы Даля – слово псковское, орловское и пермское. Современные говоры предоставляют более обширный материал для соотношения основ: луста – 1) ломоть хлеба ( Юго-Запад, Урал, Прибалтика), 2) кусок сала (смол., латв.), 3) кожура (Юго-Запад); лустить – «жадно есть, уплетать» (новг.); лустерить – 1) жадно есть (пск., твер.), 2) шелушить (пск., твер.); лустачить – «болтать» (пск., твер.) ( СРНГ, в. 17). Прил. лустый – «жирный» отмечено в словаре только как смоленское слово. Оно же было весьма активно на Смоленщине и в прошлом (Добровольский). Возможно, именно значение «жирный, толстый» и реализовывалось в старом прозвищном имени. Однако белорусские антропонимисты по-иному трактуют семантику антропонима ЛУСТА, засвидетельствованного в старобелорусских памятниках письменности: ЛУСТА – луста – «ломоть, скибка хлеба» (Бiрыла).
ЛЯМЕЦ (ЛЯМИН, ЛЯМЦОВ)
Прозвищное имя ЛЯМЕЦЪ выявлено нами в материалах Болдина Дорогобужского монастыря: Отъ Благовещения ЛЯМЕЦЪ дЂлалъ 17 опойниковъ… (РИБ-37, 1591 г.). Примечательно, что именно этот пример приведен в СлРЯ XI–XVII вв. (в. 8). Там же представлен и апеллятив: лямецъ – «подкладка для хомута».
У Веселовского находим антропонимы ЛЯМА и ЛЯМЦЫН (ХVI в., Галич и Новгород). Здесь же дано толкование корня: ляма – 1) мямля, вялый человек, 2) сума, кошель, лямка. Последнее значение приводит М. В. Бiрыла для объяснения старого прозвища ЛЯМЕЦЪ. Слово лямец весьма активно в современных смоленских говорах с несколькими значениями: 1) войлочная прокладка для хомута, седла (прямое), 2) спутанные волосы (переносное), 3) ленивый человек (переносное), 4) тихий, нерасторопный, медлительный человек (переносное) (ССГ, в. 6). В СРНГ слово лямец дано только как смоленское, причем отмечено еще одно значение – «трудная обязанность» (в. 17).
Если страница оказалась полезной, проголосуйте, пожалуйста:
|
