(3) Фамилии с диалектными основами. Буквы М–С
Если страница оказалась полезной, проголосуйте, пожалуйста:
Смоленскъ
МАРШАЛКОВ
Первая фиксация антропонима в смоленских источниках относится к середине XVI в. и представлена окающим вариантом: МОРШАЛКОВ Дмитрий Иванович, 1550 г., Вязьма (Веселовский). Скорее всего этот же человек упомянут в материалах Тупикова: МАРШАЛКОВЪ Дмитрий Ивановъ снъ, уездный предводитель дворянства. Кстати, у Веселевского же под 1549 г. отмечен МАРШАЛКОВ Дмитрий Иванович. На наш взгляд, последняя иллюстрация по времени очень совпадает с точно означенной вяземской, и в таком случае мы имеем дело с фиксацией одного и того же антропонима то с А, то с О в корне. Помимо смоленских источников, антропооснова МОРШАЛКИН зарегистрирована в Рязани в 1511 г. (Веселовский).
Можно предположить существование и старого прозвищного имени *МА(О)РШАЛОК, пока еще не выявленного. Апеллятив маршалокъ (маршалкъ, моршалко, моршалокъ) представлен в СлРЯ XI – ХVII вв. еще с ХI в., в текстах, где речь идет об описании иностранных чинов и званий; слово польское: marszalek – «высший чин при дворах некоторых европейских королей», «лицо, имевшее высокий чин», «звание высокого ранга в духовно–рыцарском ордене», «лицо, имевшее это звание». Наиболее употребительно слово было в тех текстах, где речь шла о польских, литовских и немецких высших чинах и людях, имевших эти чины (в. 9). В дальнейшем семантика лексемы несколько меняется. Так, у Даля это шафер на свадьбах или главный распорядитель (зап.). В современных смоленских говорах известно слово маршалка – «подруга невесты на свадьбе».
МАЦКЕВИЧ (МАЦКОВ, МАЦЬКО, МОЦКОВ)
Впервые антропооснова в форме патронима с корневым О в смоленских памятниках выявлена нами в начале XVIII в.: У крестьянина Федора МОЦКОВА сна Степанова ... родилась дочь Агафия (ГАСО, ф. 48/1, 1728 г., Красный). На русской территории больше фиксаций нет, а вот в старобелорусских источниках нам встретилось прозвищное имя МОЦОК (сотникъ Гаврила МОЦОКЪ, 1684 г.) и фамилия или фамильное прозвание МАЦКЕВИЧЪ (жолнеръ МАЦКЕВИЧЪ, 1710 г.).
Апеллятивные основы находим в смоленских говорах: маца – «еврейская лепешка», мацоваться – «работать изо всех сил» (Добровольский). СРНГ добавляет еще лексемы: мацать – «трогать, щупать» (кроме смоленских, бытует на Юго–Западе России), мацовать – «бить, колотить» (помимо смоленских, бытует еще в курских говорах), «утомлять», мацушиться – «то же, что мацоваться» (в. 18). В курских и орловских говорах есть и другие значения глаг. мацовать: «коверкать», «есть с жадностью», «кусать (о собаке)» (там же). ССГ представляет еще одно современное значение в глаг. мацоваться – «баловаться» (в. 6). Возможно, значение старой прозвищной основы было неоднозначным: 1) усердный работник, 2) драчун, забияка, 3) баловник (третье маловероятно, т. к. оно фиксируется только в последние годы). Для сравнения приведем значения апеллятива из словаря Носовича: моца (лексема с корневым О) – «мощь, сила», моцовать – «преодолевать трудности». Не исключено, что в белорусской антропооснове реализовывалось значение «силач».
МЕРКУШЕВ (МЕРКУШИН, МЕРКУШОВ)
Возможно, уже фамилия МЕРКУШЕВ выявлена нами в тексте конца XVII в., где засвидетельствованы вяземский рейтар Никита Федоровичь МЕРКУШЕВЪ и его брат Семенъ Федоровичь МЕРКУШЕВЪ (ОИДР, акты, 1683 г.). Нигде более антропооснова нам в рассматриваемый период более не встретилась.
Можно вычленить предполагаемое прозвишное имя *МЕРКУШ (ср. КЛЕУШ, БОГУШ). Апеллятив в СлРЯ XI – XVII вв. не представлен, а вот у Даля с пометой «юж.» находим глаг. мерковать – «раздумывать, соображать». Лексема весьма активна как в смоленских говорах прошлого (Добровольский), так и настоящего (ССГ, в. 6). Ареал глагола в СРНГ – Юго–Запад, Прибалтика и смоленские говоры (в. 18).
МЕШКУЛЕНОК (МЕШКАЛЕНАК, МЕШКАЛЕНОК)
Дорогобужский крестьянин Исай МЕШКУЛЕНОК засвидетельствован в приходно–расходных книгах Болдина Дорогобужского монастыря (РИБ–37, 1584 г.). Нигде более на русской территории названный антропоним нам не встретился. Всего лишь однажды некрестильное имя или прозвище МЕШКУЛЬ отмечено нами в старобелорусских источниках (МЕШКУЛЬ Миколай Якубовичъ, 1507 г.).
Апеллятив мешкуль в рассматриваемый период ни на русской, ни на белорусской территории не зарегистрирован. Но, на наш взгляд, соответствие в значении можно найти в глагольной основе мешкать «выжидать, медлить», «проживать, жить, быть чьим–то подданным». Второе значение имело четкий юго–западный ареал и было известно с XIV в. (СлРЯ XI–XVII вв., в. 9). Именно с этим значением глаг. мешкать был известен смоленскому диалекту XV – XVIII вв. Мешкать «жить, проживать где–либо» находим у Носовича. В Рославльском районе Смоленской области нами отмечено бытование прозвища МЕШКАЛЕНОК – «старожил». И хотя сам глагол в современных смоленских говорах не сохранился (как и на других русских территориях, хотя у Даля в рассматриваемом значении он дан с пометой «зап.»), его основа продолжает жить в современных фамилиях.
МИГДАЛЬНЫЙ
Эта достаточно редкая фамилия выявлена нами в материалах Руднянского ЗАГСа, и в таком варианте в исторических источниках ее бытование не засвидетельствовано. Но в одном из текстов XVIII в. находим фамильное прозвание, а возможно, уже и фамилию МИГДАЛОВ: ... МИГДАЛОВЫ на бЂлском кружечном дворЂ... (РГАДА, ф. 712/1, 1746 г.). Нигде более рассматриваемая основа нам не встретилась.
Из этой антропоосновы можно вычленить предполагаемое прозвищное имя *МИГДАЛ(Ь,Ъ), для которого, на наш взгляд, нетрудно в рассматриваемый период определить апеллятив: в древнерусском языке с XIV в. известно слово мигдалъ(ь) – «миндаль» ( СлРЯ XI – XVII вв., в.9). Однако уже у Даля лексема не представлена. На русской территории еще в начале XX в. она бытовала в тверских говорах (СРНГ, в. 18), но потом окончательно ушла из языка, сохранившись только в основе антропонима.
МУНИН (МУНЬГИН, МУНЯГИН)
Прозвищное имя МУНЬГА в смоленских источниках впервые нами отмечено в уже не раз цитировавшемся реестре смоленских князей, бояр и слуг (Литовская метрика, реестр): смоленский бояринь МУНЬГА Давыдовъ (1490 г.). Нигде более в ономастических источниках антропоним не засвидетельствован.
Муня «разиня, соня, лентяй» приведено Далем как костромское слово. Лексема, несколько видоизменившись, до сих пор бытует на Севере: мунега – «вялый, малоподвижный, ленивый человек», «маленький, слабый физически человек» (олон., пермск., Коми). Встречается в северных говорах и вариант муняга с теми же значениями (СРНГ, в. 18). На Смоленщине слова не отмечены, но в Рославльском районе нам встретилось прозвище МУНЯ – «ротозей», что соотносится с рассмотренными выше значениями апеллятива.
НАДМИХИН
У Готье находим запись: ...взять с даточных людей с Василя Ерлыкова... с Посника НАДМИХИНА... (1609 г.). Нигде более антропоним нам не встретился – по всей вероятности, он был узко локальным. Легко восстанавливается прозвищное имя *НАДМИХА, правда, трудно сказать, мужское оно или женское.
Апеллятив в СлРЯ XI – XVII вв. не засвидетельствован. У Даля отмечено слово надмец «надменный человек». Но скорее всего обратить внимание нужно на редкий, только смоленский глаг. надмать – 1) надуть, наполнить воздухом, 2) вызвать простуду на сквозняке, 3) надрать чуб, 4) обмануть (Добровольский; ССГ, в. 6). Последнее значение вполне могло реализовываться в старой антропооснове и в современной фамилии НАДМИХИН.
НЕМЫТКИН (НЕМЫЦЬКО)
У Готье находим запись о бельском посадском человеке Сенке НЕМЫТКЕ (1609 г.). Антропооснова в форме патронима еще раз на русской территории отмечена у Тупикова: НЕМЫТКОВЪ Семка, луцкий крестьянинъ (1649г.). Как видим, текст западный. Несколько раз прозвищное имя НЕМЫЦЪКА, НЕМЫЦКА встретилось нам в материалах М. В. Бiрылы. Прозвищные имена с приставкой НЕ– широко бытовали в старой Руси: НЕЖДАН, НЕМИР, НЕСВОЙ и др., но вот рассматриваемой антропоним был редким и, возможно, имел западный ареал.
Апеллятив засвидетельствован в смоленских говорах ХIХ – начала ХХ вв.: немытька – «грязный, нечистоплотный, не любящий мыться» (Добровольский). Представлена семантика составляющих морфем – приставки НЕ- и корня МЫ-.
НИВША (НИВШИН)
Старое смоленское нехристианское имя НИВША впервые нами отмечено в тексте XV в.: А у Микитиных два сына: Грышъко и НИВША, а иные малы (Литовская метрика, реестр, № 141, 1490 г.). Скорее всего оно было узко локальным, так как нигде более нам не встретилось.
Апеллятив в СлРЯ XI–XVII вв. не представлен. Мы видим соответствие антропоосновы и глаг. нивчить / нивгать «свистеть», который бытовал в архангельских и кемеровских говорах (Даль). Тогда НИВША – «свистун». Но, возможно, исходным было прозвищное же имя НИВА, отмеченное Тупиковым и Веселовским в текстах Северо-Востока Руси. Тогда вторичная форма НИВША (ср. КРЕКША) имело значение «пахарь, земледелец».
ОБЫЗОВ
Довольно редкая фамилия имеет прозвищное соответствие в памятниках смоленской деловой письменности: Вяземский крестьянинъ Гришка Пантелеев прозвища ОБЫЗА (РГБ, ф. 178, после 1694 г.). Нигде более нам подобный антропоним не встретился, хотя следует указать, что могла быть и форма *ОВЫЗЪ (фамилия на ОВ), возможно, есть и современная фамилия ОБЫЗИН.
Интересный апеллятив засвидетельствован в СлРЯ XI–XVII вв. Слово обызъ (абызъ) в текстах XV–XVII вв. имело значение «священнослужитель у мусульман, мулла, имам» и использовалось на разных территориях при описании определенных экзотических ситуаций (в. 12). В дальнейшем лексема ушла из языка. Но, возможно, соотнести старое прозвище можно с современными глагольными основами, предполагая, что апеллятивами могли быть отглагольные сущ.: обызеть «рассвирепеть» (кемер.); обызеть «громко плакать» (тобол.), «сердиться» (томск.) (СРНГ, в. 22).
ОЗНОБИШИН
У Готье находим запись об Офонасеи ОЗНОБИШЕ (1609 г.), а в материалах Тупикова упомянут ОЗНОБИШИНЪ Андрей Степановъ снъ, дорогобужский боярский снъ. Еще две фиксации патронима отмечены в Новгороде и Москве.
В СлРЯ XI–XVII вв. есть несколько родственных слов: ознобъ, ознобь, озноба – «зябкое состояние» (в. 12). У Даля ознобыш и ознобуша – «мерзляк», «зябнущий человек». На наш взгляд, прозвищное имя ОЗНОБИША – словообразовательный узкий локализм с значением «мерзляк» (ср. БЕКИШ, ПЕСКИШ).
ОПЕК (ОПЕКИН, ОПЕКОВ)
На первый взгляд, представленные фамилии соотносятся с хорошо известным сущ. опека – «забота». Но следует взглянуть на историю их возникновения, и тогда более правомерной покажется другая версия.
В материалах Ю. Готье под 1610 г. дважды находим упоминание о существовании в Смоленском крае нехристианского прозвищного имени ОПЕКЪ: ОПЕК Гаврилов, слуга Игнатова; ОПЕК Федоров. У Морошкина еще ранее (XIV в.) упомянуто имя ОПЕЧКО. Более фиксаций антропонима мы не засвидетельствовали.
Слово опека – «покровительство», «лицо, приставленное для надзора за ребенком» было редким в исследуемую эпоху (СлРЯ XI–XVII вв., в. 13). На наш взгляд, семантика старого имени определяется семантикой диалектного глаг. опекать – «замарать, выпачкать», отмеченного Далем в псковских говорах. Таким образом, опекъ (отглагольное сущ.) – ОПЕКЪ (имя собственное) – «грязнуля, замарашка». Кстати, в современных смоленских говорах бытует прозвище ОПЕК с тем же значением (Смоленский район). СРНГ регистрирует и еще одно интересное слово с корнем ОПЕК – опекуш «толстый ребенок» – и указывает на его существование в смоленских говорах ХIХ в. (СРНГ, в. 23). Возможно, старое имя ОПЕКЪ имело и значение «толстяк». В других говорах на русской территории слово опека встречается со значением «надежда» (томск.), глаг. опекать – «огорчать» (курск.).
ПЕНЕЗЕВ (ПЕНЯЗЕВ)
У Ю. Готье отмечен поп ПЕНЕЗЕВ (1611 г.); ПЕНЯЗЕВ Афанасий, скорняк, 1660 г. засвидетельствован в вяземских источниках XVII в., там же отмечены и еще несколько ПЕНЯЗЕВЫХ, смолян (Веселовский). Кроме смоленских, иллюстративных примеров с рассматриваемым антропонимом в ономастических источниках не засвидетельствовано. А вот в старобелорусских текстах представлено прозвищное имя ПЕНЕЗЬ, явившееся основой для фамилии.
Апеллятив пЂнязь (пенязь, пенезь, пенязъ, пинязь) представлен в СлРЯ XI–XVII вв.: 1) римский денарий, 2) польская мелкая монета. Со вторым значением слово бытовало и на территории Смоленского края, а по материалам словаря имеет юго-западный ареал (в. 14). В настоящее время лексема с общим значением «деньги» и в форме пенязь засвидетельствована в КССГ как устаревшее слово. Таким образом, ПЕНЕЗЕВ – это «денежный человек».
ПЕСКИШЕВ
Редкое прозвищное имя ПЂСКИШ отмечено нами в приходно-расходных книгах Болдина Дорогобужского монастыря: Ивану ПЂСКИШУ дано 30 алтынъ д†деньги (РИБ-37, 1599 г.).
Апеллятив находим в СлРЯ XI–XVII вв.: пЂскишь – «пескарь» (в. 15). Возможно, слово было общерусским, но, возможно, имело северо–западный ареал, так как иллюстративные примеры по большей части новгородские и архангельские, XVII в. В любом случае лексема пЂскиш «пескарь» (скорее всего потому, что было словом нечастым) довольно быстро ушла на периферию языка: так, она не фиксируется Далем, современными толковыми словарями и словарями XVIII–XIX вв. Находим мы ее в смоленских говорах: у Добровольского засвидетельствована форма пескижъ «пескарь»; ССГ отмечает бытование слова пескаш «пескарь» в говорах Руднянского района (в.8). В других русских говорах слово пескиш имеет иные значения: 1) удар (арх.), 2) пискун (новг.). Представлены разные варианты: пескиша, пескуш, пескыш (СРНГ, в. 26).
ПИГА (ПИГИН)
Фамильное прозвание ПИГИН встретилось нам в одном из текстов XVIII в.: вяземский купецъ Гаврила Кириловъ сынъ ПИГИНЪ (ГАСО, ф. 114/1, 1773 г.). В современных источниках выявлено возможное старое прозвищное имя *ПИГА, ставшее современной фамилией, не прошедшей стандартизации. В ономастических словарях Тупикова и Веселовского засвидетельствованы антропонимы ПИГУЛЬКА, ПИГУСЬ, ПИГИЛЬ, ПИГИН в нескольких текстах северо – восточной Руси XV–XVI вв. Соответствие находим у Даля: пигалить – «надоедать, клянчить». Подтверждение нашим предположениям – бытование на Смоленщине сущ. пигалка «надоеда, назойливый человек» (сущ. общего рода) (КССГ). Скорее всего именно указанное значение реализовывалось в основе старого антропонима.
ПОТКАЧЕВИЧ
Редкая фамилия образована, на наш взгляд, от такого же редкого (нами отмечена лишь единственная фиксация) прозвищного имени ПОТКАЧ: Сенка ПОТКАЧ, вяземский крестянин (РГБ, ф. 178, после 1694 г.). На русской территории нигде более антропоним нам не встретился. Нечасто прозвищное имя и в старобелорусских источниках: только раз у М. В. Бiрылы отмечен Стась ПОТКАЧ (XVII в.). Апеллятив в СлРЯ XI–XVII вв. не засвидетельствован. Мы предлагаем свою версию происхождения имени собственного.
На наш взгляд, соотносить его следует с основой глаг. поткать – «встретить», «найти», представленного у Даля с пометой «юж.». Этот глагол был региональным и в рассматриваемую эпоху, в частности, бытовал в Смоленском крае: Едучи с тое деревни Фурсовы сь тогожъ розбою и христянъ тыхъ везучы, поткавши на дорозе христянина королевского величества на имя Илюшу, коня его взяли (ДАЮЗ, 111, 64, 1649 г.). Лексема пришла на русскую территорию из Польши: potkač «наткнуться на кого, встретить, встретиться с кем» (Словник старопольский, в. 6, ч. 7). Отмечен рассматриваемый глагол и в старобелорусских источниках. На Смоленщине поткать «нечаянно, случайно встретить кого» встречается до настоящего времени (КССГ).
ПРАЛЬНИКОВ (ПРАННИКОВ)
У Готье засвидетельствован Олешка ПРАЛНИКОВ (1610 г.). Нигде более антропоним (мы не можем его однозначно квалифицировать) нам не встретился. Следует предположить существование прозвищного имени *ПРАЛЬНИКЪ, от которого в дальнейшем образовался патроним, а потом фамилия. Апеллятив находим у Даля: пральник – «валек» (пск., твер., калуж.), праник «валек» (юж.). Лексемы в обоих вариантах известны смоленским говорам (Добровольский; ССГ, в. 9). Можно предположить, что старое прозвищное имя ПРАЛЬНИК относилось к группе имен метафоризированного характера, обозначавших предметы домашнего обихода.
ПРОЖИРИН
В ономастических источниках засвидетельствованы только смоленские ПРОЖИРИНЫ, посадские люди в г. Вязьме, 1626 г. (Веселовский). На наш взгляд, антропооснова была узко локальной. Из нее можно вычленить прозвищное имя *ПРОЖИРА, которое пока не выявлено в памятниках письменности XV–XVIII вв.
Апеллятив находим у Даля: прожира «обжора». Лексема весьма активна в смоленских говорах прошлого и настоящего: прожира – «кто много ест» (Добровольский, СЭС 1); прожир, прожира – «толстяк, обжора» (КССГ). Пражирь – «обжора» бытует в говорах Западной Брянщины (Расторгуев).
РЕЛЯНИК (РЕЛЯННИКОВ)
При перечислении слуг доспешных Рощинского пути упомянут Трохимъ РЕЛЯНИКЪ зъ братаничи (Литовская метрика, реестр № 141, 1490 г.). Это первое упоминание антропонима в смоленских источниках. Сразу же укажем, что нигде более, кроме смоленских документов, имя собственное не засвидетельствовано. Каково же его происхождение?
У Даля находим сущ. реля, релья «качели» с пометой «ряз.». Рели «качели» есть и у Добровольского, и в ССГ (в. 9); слово бытует в соседних брянских говорах (Расторгуев). Как мы можем предположить, значение узко локального старого прозвищного имени РЕЛЯНИКЪ – «человек, делающий качели» (известно, что суффикс –НИК указывает на лицо, осуществляющее действие).
РЫМЗА
Редкая фамилия встретилась нам в материалах Вяземского ЗАГСа, а в материалах приходно–расходных книг Болдина Дорогобужского монастыря» мы находим первое упоминание о ней – прозвище РЫМЗА: крестьянин Ондрей прозвища РЫМЗА (РИБ-37, 1599 г.). Нигде более антропоним нами не выявлен.
У Тупикова находим прозвищные имена РЫМЪ, РЫМКО в документах Жмудской земли (1554 г.). Возможно, рассматриваемое нами прозвище – вторичное образование (ср. ОБЫЗА), узко локальный антропоним. Прямое соответствие находим в смоленских говорах XIX в.: у Добровольского зафиксировано насмешливое прозвище РЫМЗА – «плакса, размазня». В настоящее время бытуют апеллятивы рымза, рюмза (ССГ, в. 9); рюмать, рюмзать – «плакать, хныкать» (ССГ, в. 9; Расторгуев).
